Потихоньку солнце клонилось к закату. Выехав из Кияницы в 19:00, мы отправились к конечной точке нашего путешествия в Хотень. Героически ради этого преодолев прямо-таки сказочную дорогу, правда, не из желтого, а из «злобного» кирпича, мы наконец-то прибыли на место.
Изначально эти земли принадлежали выдающемуся слобожанскому роду Кондратьевых.
Семейство это было весьма богатым, а полковник Сумского казацкого полка Герасим Кондратьевич Кондратьев считается основателем города Сум.
В царской отчиной грамоте 24 апреля 1703 года, данной полковнику Андрею Герасимовичу, слобода Хотень с храмом апостолов Петра и Павла упоминается среди имений, полученных в наследство от полковника Герасима Кондратьевича Кондратьева. Грамота говорит: «на кринице Хочуне село Новая слобода, а в нем церковь верховных Апостолов Петра и Павла, да двор его полковников, да мельница, черкас вольных людей 50 человек, а земля по урочищам».
В документе 1783 года «Опись движимому и недвижимому имению умершего лейб-гвардии Андрея Андреевича Кондратьева» читаем следующее:
Его дочь Анна Андреевна Кондратьева вместе с имением в Хотени получила в собственность и другие обширные владения и считалась весьма завидной и богатой невестой.
В 1799 году к ней посватался тогдашний курский губернатор Михаил Иванович Комбурлей.
Сын грека-откупщика Ивана Комбурлея службу свою начал при дворе. Состоял екатеринославским губернским предводителем дворянства (1793—1796 гг.), 27 июля 1798 года был пожалован в действительные камергеры. А 21 декабря того же года назначен был курским губернатором. На момент свадьбы невесте насчитывалось около 18, а жениху уж под 40. Весною 1800 года Комбурлей со своей молодой женой приезжает в Хотень, где начинает обустраивать новое жилище.
Еще в 1804 году в Хотени был деревянный господский дом и большой сад. А 3 июля 1806 Комбурлей становится волынским губернатором. Именно к первой четверти XIX века и относят постройку усадьбы в Хотени. Прежде чем перейти к описанию самой усадьбы и ее дальнейшей истории, хотелось бы остановиться на вопросе авторства проекта Хотеньского дворца.
В своей книге «Старинные усадьбы Харьковской губернии» Григорий Лукомский, посетивший усадьбу в 1914 году, пишет:
…Хотень – строже, мощнее и напоминает Гваренгиевы постройки Петербурга – Смольный институт и особенно Мариинскую больницу на Литейном…
…Лучшим в этом роде является дворец в Хотени. Таких мощных, обширных сооружений не было и в «усадебной» Италии. Гваренгиевская сила чувствуется в портиках, в богатейшей лестнице, в залах…
… И если фасады и вообще вся архитектура была плодом творчества Гваренги, то роспись плафонов принадлежит лучшим фрескистам той эпохи…
…Все черты творчества, изобличающие манеру, вкус Гваренги – налицо. Если добавим к этому, что сходство общей архитектурной физиономии дворца в Хотени и дворцов в Петрограде (Английский дворец) и Александровского (в Царском Селе) отдаленное, но все же существует, а с Мариинской больницею на Литейном проспекте – огромное, всякие сомнения об участии Гваренги отпадают, тем более, что 1) время совпадает вполне: последние годы XVIII и первые годы XIX столетий, 2) Гваренги строил в этих местах (Ляличи, Пануровка и др.) и если не был здесь лично, то его в этих местах помещики знали и могли приглашать его или, во всяком случае, заказывать ему проекты.
Однако все это оставалось лишь гипотезами и догадками. Ведь документально факт авторства усадьбы известнейшим архитектором итальянского происхождения Джакомо Антонио Доменико Кваренги (в старом написании Гваренги) так и не был подтвержден.
Лишь в 1935 году знаток творчества Кваренги ленинградский ученый Герман Германович Гримм (1905—1959 гг.) смог документально подтвердить гипотезу Лукомского. Среди чертежей, поступивших в музей Академии искусств из отдела рисунков Государственного Русского музея, им были найдены девять листов, обозначенных как «проект неизвестного дома, работы неизвестного». В музей чертежи были переданы в 1930 году из Строгановского дворца. В дальнейшем Гримм смог установить, что это проект дворца в Хотени Харьковской губернии архитектора Джакомо Кваренги. На обороте одного из листов была полустертая надпись карандашом: «планы Хотенского дома». Сравнив затем чертежи дворца с фотографиями, сделанными в 1914 году Лукомским, Гримм убедился в правильности этой надписи.
Усадьба, являвшаяся блестящим образцом усадебного строительства екатерининского времени, была расположена на самом верху холма в центре прекрасного парка.
Еще В. Н. Каразин, основатель известного сада в с. Основьянцы Богодуховского уезда, посылал своих крепостных в учение к садовнику-англичанину, заведовавшему хотеньским садом.
На подъездах к главному дому направо и налево располагались два двухэтажных флигеля (для прислуги и гостей) с ионическими четырехколонными портиками, а также флигели, запасные службы, сараи, конюшни и оранжереи. Посередине же между них была круглая клумба, за которой находился дворец на 87 комнат. Нижний этаж дворца был рустован. Все окна разделены пилястрами. В тимпане со стороны подъезда взору представали гербы Комбурлея: орел с луком в щите, внизу звезда, с боков чудный намет из знамен, все это заключено в венок с пышно развевающимися лентами.
Комнаты дворца были отделаны и расписаны также весьма богато. Для музыкантов и певчих устроили целую улицу деревянных сельских домов. Ведь хозяева усадьбы привыкли жить в роскоши.
Сам Камбурлей на Волыни имел репутацию казнокрада, и в конце концов в 1816 году попал под следствие. Злые языки в то время утверждали, что причина этому была в излишней снисходительности Комбурлея к евреям, торговавшими контрабандой, и что, мол, часть этой самой контрабанды тот укрывал в обширных подвалах своего Хотеньского дворца.
Дочь Михаила Ивановича и Анны Андреевны, Елизавета, в дальнейшем вышла замуж за известного военного историка, генерал-майора, сенатора Дмитрия Петровича Бутурлина.
В качестве приданого Бутурлиным достался и Хотеньский дворец. А в 1851 году благодаря браку с Анной Дмитриевной Бутурлиной Хотень получает в собственность известное многим семейство Строгановых.
Муж Анны Дмитриевны, граф Павел Сергеевич Строганов, будучи человеком весьма состоятельным, увлекался антиквариатом, коллекционировал картины. В сентябре 1868 года прекрасный живописец Федор Александрович Васильев вместе с семьей графа Строганова приехал в Хотень. Художник настолько восхитился прекрасными видами Слобожанщины, что именно хотеньские впечатления легли в основу его будущих изображений природы «по памяти».
Зимой 1870 года Васильев сильно простудился, у 20-летнего художника обнаружили туберкулез. Чтобы поправить свое здоровье, Васильев принимает предложение графа Строганова и летом 1871 года приезжает в его усадьбу. В Ялте в 1872 году умирающий художник, тоскуя по природе Хотени, создает одну из своих самых гениальных работ ― картину «Мокрый луг». Свежесть и точность воссоздания атмосферы достигается мастерским использованием многочисленных оттенков зеленого цвета.
Гостил в усадьбе и близкий друг Федора Васильева ― известнейший художник Иван Николаевич Крамской. Причина его приезда в Хотень в 1871 году была предельно проста. Начав писать картину по повести Николая Гоголя «Майская ночь, или Утопленница» из цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки», художник нуждался в украинской натуре.
О своем приезде в Хотень Крамской пишет Васильеву:
Ночью приехал. Кода садом подъезжал к дому, все проверял ваши рассказы: действительно, ночь делает впечатление сказочное… Ночью ждал привидений — не пришли. 10 часов утра. Солнце, сад передо мною ― и ни души, только шумят деревья. Черт знает, что такое! Такое чувство охватило меня: и хорошо-то здесь очень, и тяжело мне очень. Вот она, природа! Остаться здесь и кончать «Ночь».
Главным для художника было не создать очередную шаблонную иллюстрацию к произведению Гоголя, а показать необыкновенную, таинственную красоту украинской ночи. Луна, освещающая берег озера, и тонкие, будто не от мира сего девичьи фигурки…
Результатом более чем двухнедельного пребывания Крамского в Хотени стала картина под названием «Сцена из «Майской ночи» Гоголя». Впервые она была представлена на первой выставке Товарищества передвижных художественных выставок, открывшейся в Петербурге в конце 1871 года. Зрители восприняли эту честную и в то же время необычайно сказочную картину с большим восторгом.
После смерти в 1911 году бездетного графа Строганова между его наследниками начались судебные споры о наследстве, в том числе и за владение усадьбой в Хотени.
Наиболее яркие впечатления о разрухе, царящей во дворце, оставил посетивший Хотень в 1914 -1916 годах вышеупомянутый Григорий Лукомский, сетуя о том, что выкупившему усадьбу Лещинскому будет крайне тяжело ее восстановить:
…Вторым примером является сознательное разрушение советниками покойного графа Строганова гнезда Кондратьевых, Хотени, пожизненно ему доставшейся, откуда он велел продать всю обстановку редкой художественности (часть ее, оставшаяся в Харьковской губернии, воспроизведена ниже), а дворец предполагал разобрать на кирпич для церкви, что, к счастью, не осуществлено. Однако не поддерживаемый уже многие годы дворец приходит в тот вид упадка, который можно увидеть на снимках…
…во дворе Хотени – мерзость запустения (в залах нижнего этажа ссыпано зерно, обваливаются плафоны, выкрадены камины, двери, и зияющие трещины в наружных стенах здания)…
…Летом 1914 года, когда усадьба еще служила яблоком раздора наследников гр. Строгановой, ничего уже не оставалось в доме из убранства его, кроме поломанных рам (от картин), надписи на которых, однако, указывали на то, что Рубенс далеко не был наиболее редкою жемчужиной собрания. До последней степени разрушения дошел дом и снаружи, и внутри, а мебель была распродана управляющим, и лишь малая часть ее, уцелев в пределах Харьковской губернии, находится ныне в Доме Дворянства в Харькове, в усадьбе Михайловка, гр. Капнист, в Лютовке у гр. Клейнмихеля, в имении Ребиндера, у насл. П. И. Харитоненко и других…
…Что касается самого дома, то степень запустения, в которую пришли его наружные фасады и интерьеры, граничит с полным разрушением. Причины тому были не только в климатических невзгодах и в отсутствии долгое время ремонта (покраска крыши, оштукатурка стен), но и в злостном и небрежном, грубом и бессмысленном отношении к дому управляющего и людей, имевших отношение к заведыванию домом. Использовать залы нижнего этажа под склады зерна, верхние залы под прачечные и кухни детского приюта-санатория – это и есть то, что называется вандализмом!
Попорченные распором от тяжести зерна, стены нижнего этажа дали трещины, осыпаться стали расписные плафоны, а наверху, вследствие течи через потолок, отвалились огромные куски живописи. Оторваны (вследствие отсутствия надзора) бронзовые украшения на каминах, вырваны с мясом целые куски мрамора, полы дивного паркета, заливаемые водой, пришли в совершенно негодное состояние…
В 1918 году пришедший в еще больший упадок дворец полностью сгорел. На сегодняшний день от усадьбы остались лишь два флигеля для гостей и прислуги, которые еще в состоянии поразить туристов своим великолепием, а на месте дворца раскинулся школьный стадион.
В самом конце своего рассказа о Хотени Григорий Лукомский пишет пророческие слова, которыми бы и мне хотелось завершить этот текст:
Миновали годы высокого подъема художественной культуры нашего отечества, и только остатками от великолепия былых времен украшают теперь наиболее культурные помещики свои комнаты. Но много ли таких? К сожалению, мы не только не можем уж создать чего-либо равного усадьбе Хотень, но даже не всегда и оберегаем старые поместья подобно приведенным примерам. Чаще, как в Хотени, не сумели потомки уберечь даже завещанного им. Такое отношение к своей собственности, являющейся историческим достоянием России (имеется в виду территория всей тогдашней Российской империи ― прим. автора), не может пройти бесследно, достойно возмездия… и рисует нам печальную картину будущего!